Понимая, чего ждет Наставник, Гиата потянулась губами к жирному рту.
Это был самый отвратительный поцелуй, который Катрин могла себе представить.
— Пусть будет так, — пробормотал мужчина. Теперь он был явно возбужден, из лопнувших трещин на морде обильнее сочилась желто-розовая жидкость. Лишенные ресниц веки дрожали…
Гиата смотрела, как мышка на удава, язычок машинально облизнул измазанные сукровицей губы.
Катрин перестала понимать, кого здесь, собственно, насилуют. Будь все проклято, ведь стоило тогда единственный раз взмахнуть ножом…
— Приготовь ее, Гиата, — повелел Наместник. — Не волнуйся, ей понравится. У леди Катрин сегодня воистину удачный день…
…Холодные тонкие пальцы трогали шпионку. Сопротивляться смысла не было. Дрожащая ладонь Гиаты поправила задранную рубашку, прошла по внутренней стороне бедер. Потом зачем-то тронула голенище сапога.
Ощущение, что кому-то еще хуже, странным образом поддержало Катрин.
— Она готова?
— Да, мой господин, — прошептала Гиата, убирая так и оставшиеся ледяными ладони.
Что происходило за спиной, Катрин не видела и не испытывала ни малейшего желания видеть. Наместник дышал все громче. Забинтованные руки мумии стиснули бедра жертвы. Первосвященника поддерживали с обеих сторон. Когда властелин поворачивал к Гиате искаженную болью и похотью рожу, бедной девушке вновь приходилось целовать растрескавшиеся губы. Мужской язык неуклюже погружался в ее рот…
Наместник начал дергаться.
— Эй, все, что ли? — осведомилась Катрин. — Ты же вроде еще не начал? Да тебе вовсе не ожоги лечить надо, педрила престарелый.
Если и удалось испортить насильнику удовольствие, то незначительно. Мужчина охнул и с вывертом ущипнул Гиату за маленький зад. Судороги, хрипы… Да, с регулярной половой жизнью у верного адепта Светлого были явные проблемы.
— Мы исполнили то, что должны были исполнить, — удовлетворенно сказал праведник. Слуга уже привел в порядок его одежду и теперь накладывал свежий слой лечебной мази на лицо господина. Наместник нетерпеливо отстранил юнца, с трудом поднялся с кресла:
— Будь любезен, позови стражу.
Слуга выскользнул в дверь и тут же вернулся в сопровождении двух «крестовых». Если воинов и удивила выставленная напоказ оголенная задница Катрин, они ничем себя не выдали. Следуя указаниям первосвященника, пленницу сняли со стола.
— Не откажу себе в удовольствии проводить вас, моя дорогая леди, к месту вашего последнего упокоения.
— Да, ничтожные у тебя удовольствия, дерьмо ты светлейшее, — Катрин сплюнула под кресло.
— На все воля Светлого, — показал в пародии на улыбку неровные зубы Наместник. — Ты дикарка, Катрин. Обезьяна. У тебя была возможность уйти. Упрямство? Гордыня? Нет-нет, шлюшка, ты просто самонадеянна. Теперь поздно, рук тебе не освободят, до капсулы не дотянешься. Комичное положение, правда?
— Забавнее того, что ты считаешь сексом, разве что найдешь, — прохрипела Катрин. Цепь ошейника натянулась, и воздух с трудом проникал в горло.
— Дикарка. И украшения у тебя варварские, — замотанный палец Наместника пренебрежительно качнул острый клык вег-дича на шее жертвы. — Хватит пустой болтовни. Пошли…
На цепи Катрин еще не водили. Она шла за солдатом, чувствуя сзади острие обнаженного меча второго конвоира. По крайней мере, опасаются до конца. Впереди маячила черная сутулая спина Наместника. Катрин не оставляла надежда на спуске прыгнуть вперед, сшибить с ног воина и эту набожную сволочь. Если повезет, Наместник свернет себе шею. Если нет, — пара синяков тоже неплохо. Большего сделать все равно не удастся. Лестничные пролеты попадались часто, но, как назло, слишком короткие. Коридоры замка пестрели следами недавнего штурма. Приходилось переступать через обломки грубой мебели и растоптанные свечи. Эх, если бы руки были скованы впереди, шпионка не шла бы, как баран на веревочке. Ну, что тут можно сделать?
Что-то делать было поздно — двигались уже подвальным коридором.
«Крестоносец» отпер узкую, окованную металлом дверь.
— Что ж, ваша краткая и весьма неправедная жизнь подошла к концу, мисс Катрин. Ни о чем не хотите меня попросить? — Наместник смотрел с любопытством.
Это был тот самый случай, когда следовало харкнуть в морду сукиному сыну, но во рту все так пересохло… Катрин промолчала.
— Разумно. Просить и умолять бесполезно. Пусть вам послужит утешением, что какой-то романтик непременно позавидует вашей смерти. И не стесняйтесь, леди. Развлекитесь на славу…
Камеру с низким сводом освещал свет единственного масляного светильника, подвешенного высоко над дверью. Катрин ожидала увидеть дыбу, кресла с зажимами и прочие неприятные приспособления, но здесь не было ничего, кроме нескольких охапок соломы.
Наместник внутрь не вошел. «Крестоносцы», оба с обнаженными мечами, торопливо закрепили цепь ошейника пленницы за кольцо в стене, попятились, и дверь с лязгом захлопнулась. Катрин метнула взгляд на два темных пятна, зарывшиеся в солому. Пока сокамерники не подавали признаков жизни. Девушка повалилась на пол. Извивалась, едва не вопя от боли в скованных запястьях. Продеть туго скованные руки под колени было, кажется, невозможно. Тем более шпионка спешила, как могла…
…Когда гибкое тело справилось с безумной задачей, с изодранных металлом запястий капала кровь. Примитивные наручники, одно из последних технических достижений Наместника, оказались сконструированы примитивно, но весьма надежно. Снять их самостоятельно нечего было и думать.