Война дезертиров. Мечи против пушек - Страница 84

Все спокойно. Недовольные, сонные, ленивые… скоро смена. Не полезут…

Заскрипели колеса. Перестук по камням, по домам… Мост…

* * *

Мощеная дорога давно кончилась. Колеса скрипели по наезженной пыльной колее. Запахи деревьев и травы пробивался сквозь известковую пыль и сводящий с ума аромат прохладной кожи.

— Пора?

— Да.

— Поправь повязку, там солнце…

Катрин, приподняв кули и щурясь, смотрела на проплывающие кусты. Дальше тянулся лесок. К сожалению, оглядеться толком невозможно. Ну, все равно без риска не обойтись. Девушка высунула на белый свет ноги и спрыгнула на землю. Поблизости никого не было, лишь у поворота дороги маячил силуэт верхового, да и тот направлялся к городу. Зато на Катрин, открыв беззубый рот, смотрел возница.

— Чего уставился? — склочно осведомилась шпионка. — Ну, мешки я у тебя ворую, так что теперь?

Дед посмотрел на меч в ее руке, на голые бедра, на исцарапанные, в запекшейся крови лицо и руки. Особенное впечатление произвела драная рубашка.

— А? — ошеломленно переспросил возница.

— Отстань, — пробурчала Катрин, приподнимая мешки и выпуская Блоод.

При виде второй, еще более голой, девицы челюсть возницы окончательно отвисла.

— Да не смотри на нас так, добрый старик, — взмолилась Катрин. — Нам стыдно. Не по своей воле блуждаем, оборванны да изголодавши. Против воли держал нас распутный Наместник. Обманом заманил и обесчестил нас, сей скот двуличный. Прикрываясь благими намерениями, творит пакостник зло великое.

— Так оно ж… — пролепетал дед.

— Вот, «оно ж», — Катрин обличительно повела грязной дланью в сторону суккуба. — Наместник твой последней радости лишил бедную деву. Не может она видеть ясное солнышко, возрыдать с горя не может. Сам видишь, добрый дедушка, до чего злоба Наместникова невинных девиц доводит.

Возница зажевал губами, переваривая сенсационную информацию.

— Прощай, старик. А нам позора не пережить. Одна дорога — в омут. Пойдем мы к реке, а ты езжай. Пусть боги к тебе благосклонны будут. А налетят прислужники наместниковы, не сносить тебе головы. Да передай хорошим людям, пусть берегут жен и дочерей. Ибо сластолюбив Наместник, и не знают устали его чресла гнойные. Чтоб он сдох поскорее, чмо облезлое…

…Босые ноги Блоод путались в траве. Девушка-суккуб не жаловались, но Катрин чувствовала, что пора бы остановиться и передохнуть. Дорога и придорожная роща скрылись из глаз. Вокруг лежали заросшие высокой травой холмы. Между ними вилась зеркальная лента реки. Солнце, пробиваясь сквозь дымку предгрозовых облаков, ощутимо припекало.

Катрин усадила подругу в тени невысоких кустов, плюхнулась на траву рядом. Пахло клевером и медом, жужжали разнокалиберные насекомые, ветер колыхал густые метелки травы.

На свободе было хорошо.

Блоод сидела, напряженно обхватив руками колени. Катрин тронула узкое плечо:

— Устала?

— Нет. Наверное. Мне горячо. Здесь и здесь… — девушка-суккуб провела пальцами по своим щекам и бедрам.

Катрин засмеялась:

— Мне тоже печет. Это солнце.

— Думаешь? — В шепоте обычно такой сдержанной девочки Катрин расслышала дрожащие нотки и поняла, насколько суккубу страшно.

— Скоро стемнеет, и тебе станет легче.

— Не станет. Ничего здесь нет, — Блоод начала вздрагивать. Большой мир насмехался и давил на нее со всех сторон. Не было вокруг спасительных стен, теплый ветер беспрепятственно трогал за кожу. Да еще слепота…

Катрин обняла подругу; прижала к себе.

— Не психуй. Будет вечер, ты все увидишь. Лес, реку, глупых зверюшек. Свободу…

— Я слаба. Меня ждет. Цепь. Опять, — суккуб с ненавистью стиснула обмотанный вокруг щиколотки обрывок цепи.

— Пока я с тобой, никто не наденет на тебя цепь, — Катрин гладила спутанные волосы. — Веришь?

— Да, — прошептала желтокожая девушка. — Чувствую. Не понимаю…

Они целовались, потом дыхание перехватило… Ветер раскачивал ветви ивняка, густел перед грозой воздух. Обрывки мыслей крутились в голове Катрин. Нужно было заняться делом. Но то, чем занимались два полуголых существа среди высокой травы, и казалось сейчас самым важным делом.

— Хватит, — простонала Катрин, утирая трясущейся рукой распухшие губы. Блоод немедленно отпрянула, почти оттолкнула бедра подруги. Шипя, припала к измятой траве. Катрин смотрела на эти изгибы желтокожего тела, на попытки вдавить похоть в бесчувственную плоть земли. Хватило сил не потянуться навстречу, усидеть. Черноволосая ящерица расслабилась. Повернула к Катрин слепое лицо. В углах чувственного ротика дрожала улыбка.

— Остались. Значит, можно?

— Можно, — пробормотала Катрин, — и должно… — На алые губы, к которым так и влекло, шпионка старалась не смотреть. — Живые мы должны оставаться. Обе. А теперь помоги мне думать.

— Да, Катрин. — Суккуб мгновенно приняла сидячую, относительно нейтральную позу. Подействовало это слабо, Катрин все равно не могла сосредоточиться. Пришлось дотянуться до меча, воткнуть его в землю. Катрин ухватилась за перекрестье, прижалась лбом к прохладной стали.

— Еда. Твое состояние. Одежда. Планы.

— Еда, — ты голодна, — суккуб понимающе кивнула. — Мое состояние — думать бессмысленно. Одежда — зачем? Тепло. Планы — решай.

— Решаем вместе. Твое состояние — о нем думать всегда нужно. Одежда необходима не только для тепла. Мужикам свойственно бессознательно гоняться за голыми бабами. Замучаешься доказывать, что ты — суккуб.

— Я не суккуб. Я — ланон-ши.